Поэт разбушевался

Наталья ПРОВАЛИНСКАЯ



В зале шутили, что это первый в истории страны онлайн-суд: Андрей Дмитриев, экс-начальник штаба Владимира Некляева, с помощью iPad отписывался в твиттере, посрамив своей оперативностью даже присутствовавшие СМИ, а его девайс кочевал от обвиняемого к обвиняемому, которые тут же читали онлайн-репортажи о самих себе. Для полной виртуализации процесса не хватало только, чтобы судья и прокурор тоже исподтишка постили в закрытые соцсети (только для авторизованных судей и прокуроров) короткие месседжи вроде «В ходатайстве отказала. Недовольны», «Зачитал обвинение. Смеются».

«Опоздали вы, уважаемый посол!» - укоризненно обратилась охрана к американскому временному поверенному и усадила его на задний ряд. На процесс прибыли послы Литвы, Польши, Великобритании и США. Последним из обвиняемых в зал вошел экс-кандидат в президенты Виталий Рымашевский, которого уже принялись разыскивать («Потерялся обвиняемый! Светленький такой!»), и объявил с порога: «Прорвался!» Хедлайнер процесса Владимир Некляев эффектно разбушевался, устроив импровизированный митинг: «Я думал, что Лукашенко так же невыгодна брутальная площадь, как и мне, и мы вместе с властями будем разбираться, кто виноват!» Он заметил, что «в дело не включены некоторые эпизоды», в т.ч. с его черепно-мозговой травмой и несколькими «затоптанными» на площади людьми.

Одна из лидеров зарегистрированного в Чехии «Молодого фронта» Настя Положанко неожиданно заявила судье Жанне Жуковской отвод, уточнив, что дает ей последний шанс отказаться от участия в политической расправе. Судья надолго удалилась в совещательную комнату, где решила последним шансом не пользоваться. Рымашевский констатировал, что не против, чтобы она вела процесс, тем более что судья уже месяц в списке невъездных в страны ЕС: «А я не хочу, чтобы другая судья стала невъездной».

Кто-то игриво предложил заявить отвод высокой секретарше: от ее зычного «Прошу встать!» некоторые уже начали вздрагивать. Ей вообще несколько досталось от слушателей: «Госпожа секретарь, что это вы так слабо печатаете? Едва-едва пальчиками шевелите, когда обвиняемые высказываются!» - спрашивали из зала в перерывах.«Не обижайте, хорошая секретарь, еще судьей будет!» - шутливо вступался Рымашевский.

Всю первую половину заседания суд был занят в основном тем, что отклонял ходатайства - после долгих совещаний в совещательной комнате. Например, ходатайство об изменении Некляеву меры пресечения. Из-за радикулита поэт в основном стоял («Я хочу слушать прокурора стоя! Я уважаю прокурора!»). Он пожаловался, что семья отбывает домашний арест вместе с ним - жена не смогла прийти на процесс, т.к. конвоиры основательно прижились в его квартире: «Как хозяйка оставит одних в доме двух чужих мужиков?! Мне уже и наркотики пытались подбросить, и что угодно…»

Пока допрашивали доверенное лицо Некляева, редактора газеты «Товарищ» Сергея Возняка, в зале кто-то мерно бубнил, чем вызвал раздражение судьи: «Молодые люди, если вам неинтересно!..» Оказалось, это был синхронный перевод для дипломата. Возняк признался, что после 19 декабря был морально готов к 15 суткам ареста: «Искупил вину перед родиной в трехкратном размере - 41 сутки в СИЗО КГБ!»

Ему вменялась также ответственность за дачу ложных показаний, но тут история выглядела довольно запутанно. В квартире, которую Возняк сдавал одной знакомой, бывшей танцовщице, был совершен поджог. Поджигателем оказался бойфренд знакомой из Бреста, в гараже у которого позже была обнаружена «большая сумма денег, наркотики, еще что-то там». Бойфренд утверждал, что деньги он изъял из квартиры Возняка, но сам Возняк от денег открестился: по его версии, в квартире был лишь продуктовый запас из Вильнюса - колбасы, конфеты, вина для друзей.

По его мнению, экс-танцовщица сама подговорила бойфренда списать деньги на Возняка: «Думаю, она его выгораживает». «Выгораживает, утверждая, что он похитил у вас деньги?» - удивилась судья, но Возняк парировал, что, возможно, похищенные деньги «лучше» нажитых контрабандным трудом. Интересно, что танцовщица успела поработать курьером для гражданской кампании «Говори правду»: Возняк, отвечавший за приток финансовых вливаний из-за рубежа, попросил ее привезти небольшую сумму денег взамен на помощь с визой.

Прокурор перешел к вопросам о кампании «Говори правду», но Возняк отвечать отказался:«Не вижу связи между «ГП» и избирательной кампанией Некляева». Это была общая позиция обвиняемых.

Накануне площади он возлагал все надежды на авторитет Некляева и в ответ на расспросы об окончательных вариантах развития событий на площади отвечал: «Некляев - мой окончательный вариант!» Он усомнился в формулировке прокурора, посчитавшего, что после нападения на колонну 19 декабря, незадолго до начала протестной акции, полномочия Некляева были делегированы Дмитриеву: «Как Возняк, лежащий лицом в снег, Некляев без сознания и Федута, которого не было, могли делегировать полномочия Дмитриеву?» По его мнению, после нападения «начал работать не наш сценарий». В связи с этим Возняк поставил всех в известность, что дальше работает на площади как журналист, и даже снял с себя шарфик «За Некляева». Он процитировал Гашека: «Все шло хорошо, пока не вмешался генштаб». Поначалу Возняк предполагал, что «все пройдет тихо-мирно, потом сядем в автозаки и разъедемся», но вмешательство«генштаба» все изменило.

Бывший член избирательного штаба Некляева Александр Федута, который вообще не был на площадях и в шествии не участвовал, долго и элегантно придирался к слову «надуманный» в формулировке обвинения, доказывая, что слово не несет юридической нагрузки. Он также напомнил, что распечатка любого проекта «с нашей флешки» не может рассматриваться в суде: существует 20-30 вариантов документа, и трудно установить, какой из них реализован и реализован ли вообще. С таким же успехом к делу можно подшить «роман Толстого «Война и мир», который в первом варианте, как известно, назывался «Декабристы». Призывы на площадь с телеэкрана ему тоже вменяются понапрасну: последний раз Федута появлялся в эфире БТ, по его воспоминаниям, в 1998г.

Произнося спич, Федута по привычке повернулся к аудитории и даже успел установить с каждым слушателем eye-contact, прежде чем получил за это выговор от судьи. «Простите, я гипертоник, нервничаю, топчусь на месте…»

В этот день в здании произошла трагедия: под вечер в суд вошел человек, успел сказать охране, что идет на какой-то процесс, и упал прямо на пороге. Скорая ничем не смогла ему помочь.

«МОЖЕТ, Я НЕ НЕКЛЯЕВ, МОЖЕТ, Я ЛУКАШЕНКО?»

Во второй день в зал тихо впустили репортеров БТ с камерой, которые фиксировали происходящее, пока на них не накинулись хором, - те сразу спешно ретировались.

Рымашевский взял на себя моральную ответственность за произошедшее 19 декабря: «Я признаю, что каждая минута моих колебаний на площади стоила приговора кому-то из уже осужденных молодых людей».

Однако он не мог предположить, что тем, кто был на крыльце, будут давать 3-4 года: в 2001г. «был взят штурмом Дворец профсоюзов - и никаких последствий». По поводу катка на площади он разошелся во мнениях с прокурором: Рымашевский посчитал, что в стране было предостаточно других мест для катков, а по мнению прокурора - для митингов.

Дмитриев напомнил суду, что они всего-навсего старались предусмотреть все варианты событий на площади: «Судить нас - все равно что судить родителей, которые, отправив детей в лагерь, дали им аптечку, заранее предусмотрев, что ребенок упадет с дерева, например». Он добавил, что сложно действовать, когда на одной площади «8-9 генералов», и посетовал, что штаб Некляева обзвонил все правоохранительные органы, пытаясь договориться насчет охраны порядка на площади: «Везде нам сказали - давайте поговорим после 19 декабря». Бус со звукоусилительной аппаратурой, который вечером 19 декабря атаковали загадочные «люди в черном», забравшие аппаратуру с собой и нанесшие черепно-мозговую травму Некляеву, по его словам, сопровождали дружинники-добровольцы, которые должны были на площади повязать «некляевские шарфики» на руку, однако после атаки людей в черном «они разошлись».

От разъяснительной речи в свободной форме отказалась только Настя Положанко: «Мне очень противно, что собравшиеся вынуждены терять время, чтобы в последний день услышать приговор, на который эти речи никак не повлияют». По версии обвинения, накануне выборов она, в частности, закупала спальные мешки для участников площади. Как рассказала сама активистка «МФ», ее машину накануне выборов дважды задерживали, и в итоге все 20 спальных мешков, которые предназначались для ночевки иногородних в квартире, были презентованы милиции.

Согласно обвинению, Некляев получил травму головы, когда вместе с Дмитриевым на ул. Коллекторной «пытался отодвинуть машину ГАИ». О нападении на колонну прокурор не сказал ни слова. Некляев произнес эмоциональный спич, заявив, что предлагал следствию взять всю вину на себя и отсидеть за всех, однако ему отказали: «За всех - берите, но только если по расстрельной 357-й статье! Потому что им нужны были массовые процессы». По подсчетам Некляева, его участие в событиях 19 декабря заняло семь минут («Не космического времени растянутого, а земного»), тем не менее ему приходится отвечать перед судом.

Поэт припомнил, что решение участвовать в кампании принял после своего задержания 18 мая 2010г. (проходил как подозреваемый по уголовному делу, возбужденному по ч.1 ст.250 УК - распространение заведомо ложной информации либо применение рекламы, вводящих в заблуждение потребителей относительно качества, количества, состава, способа изготовления и иных характеристик продукции (товаров, работ, услуг): «Без оснований, без предъявления документов арестовали! И мои документы не смотрели, а может, я не Некляев, может, я Лукашенко? Нет, в каталажку! Тогда я сказал себе: Володя, это надо остановить, ты пойдешь на эти выборы».

Поэт окрестил обвинение произведением в жанре юридической фантастики, где действующим лицом стал «какой-то другой Некляев - что он мог бы сделать, если бы был там, где он не был». Некляев напомнил, что Раскольникова судили не за намерение убить старушку, а за убийство: «Вот если бы бабуля была хитрая, наняла бы подразделение «Алмаз» и бойцы перехватили его где-нибудь поленом по голове, это была бы совсем другая история».

В задержании колонны гаишниками ему сначала почудилась другая подоплека: «Меня перед выборами задерживали 21 раз, утверждая, что я перевожу наркотики или машина краденая. Потом отпускали - подождав, пока разойдутся люди, пришедшие на встречу со мной». На этот раз он тоже подумал, что «отпустят, когда разойдется площадь». В то же время, по версии обвинения, «я сам напал на тех, кто чуть не убил меня».

Поэт вслед за филологом-пушкинистом Федутой прошелся по слову «надуманный»:«Это девочка может надумать, что мальчик ее не любит». Доказывая, что место встречи после выборов изменить было нельзя, он провел параллель: «В 1950-х гг. в Сморгони снесли церковь, и мы с мамой молились под яблоней. Мама умерла, построили новую церковь, но я молюсь под той же яблоней. На этой площади стояли мои друзья - те, кого диктатура выбросила в эмиграцию, и те, кого она уничтожила».

Вдруг забегала охрана - стало плохо Федуте, у которого поднялось давление. Его увезла скорая, и в суде объявили перерыв до 10 мая. «Выздоравливайте!» - уважительно пожелала ему охрана на выходе из здания суда. «Постараюсь», - откликнулся обвиняемый.