Зри в «корни»

Глазомер

Татьяна БЕМБЕЛЬ

№ 26 [596] от 02.07.07 - Алесь Родин принадлежит к группе белорусских художников, которую обобщенно называли «андеграундом» во времена, когда им - художникам - было под чем быть under. Когда несмотря на дискомфорт, связанный с данной позицией на шкале социально значимых, вернее официально поддерживаемых явлений культуры, количество «неправильных» художников неуклонно увеличивалось. Особенно интенсивным этот процесс по всему СССР стал к концу последних двух десятилетий существования советской системы. Персональная выставка живописи Родина в галерее «Подземка», закрывшаяся 30 июня, интересна тем, что наряду с новыми, в т.ч. вызывающе неоконченными, работами ветерана местного арт-подполья советских времен показывает и самое начало его творческого пути где-то там, на заре брежневских 70-х.

Когда в наши дни видишь такие ретроспективы, становится понятным, что т.н. «андеграунд» внутри был весьма разномастным, и художники там порой гораздо резче отличались друг от друга в смысле творческих концепций, чем от собственно «граунда» (официально признанных и востребованных художников).

К тому времени, когда «неправильным» живописцам, скульпторам и другим творческим деятелям стало можно открыто выставлять свои произведения (конец 80-х - начало 90-х), Алесь Родин уже утвердился в индивидуальных параметрах творчества: тематике, технике, манере письма. Родин верен себе тогдашнему и сейчас - соврать не даст давняя его работа «Корни», конца 70-х, присутствующая камертоном в экспозиции. Работа не просто широко известная в узком кругу, но даже программная.

Всю площадь большой, вытянутой по горизонтали картины (103х173 см - в Александре живет монументалист, это очевидно) занимают переплетения корней некоего могучего Древа - Жизни, надо полагать, хотя апокалиптические настроения и образы владеют воображением Родина с давних-давних пор, потому запросто можно предположить и какую-то иную символическую природу этих то ли соединяющих, то ли душаще-оплетающих все и вся корней-щупалец. Однозначного ответа здесь зритель не получает. Да ему и не надо. В какой-то момент он, зритель, завороженно погружается в этот, скажем прямо, совсем не солнечный прикорневой мир и, даже раздражаясь несколько на это полунасильственное вовлечение, не может уже вырваться. Всё. Его тоже оплели эти живые и очень шустрые корни. Пять минут созерцания - и бедный зритель уже не более чем букашка-таракашка, зажатая между парой неподъемных песчинок.

Можно, конечно, попробовать обратиться за разъяснениями к автору и услышать: «Насамрэч так усё і прыгадвалася большасцю ўдзельнікаў цемрашальнай вакханаліі, дзе ў неверагодных камбінацыях паўсталі ўсе тыя, у каго ўзыходжанне святлілася па-за фіялетавым колерам дробных зданняў разгорнутай прасторы......Што гэта? Істота ці забудова? Форма ці цела? Што гэта за паняцце? Не, ніхто не падкажа, як намацать агульны сэнс гэтай з’явы, як уцяміць прыкрасць анархічнага стварэння эўрапейскай пачвары, якая на пачатку трэцяга тысячагодзя ў падсвадомасці мноства прыхільнікаў маргійных субкультур абумовіла абгрунтавана-спецыфічныя адносіны ў накірунку новага сімбала пад ціскам разбэшчанай карупцыйнымі намаганнямі грамады і насамрэч так бездоказна ўзяла на сябе функцыю суддзі ў міжнародных мастацкіх накірунках».

Невнятное бормотание автора сродни колориту его работ: нетонкий ценитель обзовет его серо-буро-малиновым, более же чуткие ухо и глаз уловят в нем, как в шаманском камлании, что-то сумеречно-глючно-провидческое.

«Дайте, дайте Родину большую-большую стену!» - говорят нам картины Александра. Дайте же ему почувствовать себя Сикейросом! Особенно громко об этом просит одна, неоконченная, настолько крупноформатная, что пришлось выставить ее под хорошим наклонным углом, ибо высоты галерейных стен не хватило. И Алесь, бормоча себе под нос что-то апокалиптическое, заселит ее странными существами, оплетет корнями и мифологемами - не корысти ради, а токмо волею… Но нет той большой стены и «никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым. Нет ничего, и ничего и не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная решетка и за ней бульвар... И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно... О боги, боги мои, яду мне, яду!..» Вот с такими примерно булгаковскими мыслями и ассоциациями покидаешь «Подземку» после выставки Александра Родина.