Максим ЖБАНКОВ, Андрей ФЕДОРЧЕНКО
№ 11 [378] от 24.03.03 - Новый «Солярис» не спорит с Тарковским
Максим: Один из самых спорных проектов последнего времени - фильм голливудского самородка Стивена Содерберга «Солярис». Американский умелец посягнул на самое дорогое для советского (и постсоветского) интеллигента - мессианское кино Андрея Тарковского. Два «Соляриса», вышедшие с разбежкой лет в двадцать, создают любопытный стереоэффект, о котором стоит поговорить.
Андрей: Простой вопрос: зачем это было нужно? Почему именно роман Станислава Лема? Экранизировали бы своих Саймаков и Шекли!
М.: Лем - фантаст особый, вызывающе интеллектуальный. Для него всегда важнее футурологического антуража были движения человеческой души в условиях острой эмоциональной недостаточности. Лем по-славянски глобален в своих рассуждениях. Прагматичным американцам он способен дать то, чего у них не бывает по определению: прикосновение к пружинам мироздания.
А.: И что вышло в итоге? В самом деле, трудно не сравнивать Содерберга с Тарковским! И, увы, не в пользу первого. В новом «Солярисе» мне не хватает именно масштабности мышления. Нам предлагают простую мелодраму в эффектных декорациях: они любили, она умерла, он страдал. А потом встретил другую, очень похожую. И решил, что ему дан второй шанс. Да это же вообще схема из «Головокружения» Хичкока! Фильму Содерберга разумный океан с другой планеты как будто не очень-то и нужен.
М.: А так ли он был нужен самому Лему? Вот Тарковский отыграл «инопланетность» по полной программе. И автор романа такое прочтение не принял! По-моему, главные претензии Лема были тогда связаны как раз с чрезмерной увлеченностью режиссера декоративной стороной, собственно «киношностью».
А.: Думаю, дело не в этом. Тарковский, как обычно, рассказал не про Лема, а про себя. Помнишь тот знакомый набор знаков, кочевавший из одного его фильма в другой: костер на снегу, рыжая девочка в платке, дождь, падающий на раскрытую книгу, тусклые монеты на дне ручья, вечерний свет настольной лампы, картины Брейгеля, органный Бах?.. Советский зритель-семидесятник попадал в привычный контекст. Ему рассказывали про ценность его переживаний. А главная идея лемовского «Соляриса» совсем другая: в космосе нас ждет неизведанное.
М.: Ну да, а Тарковский свозил зрителя к себе на дачу и познакомил с отцом! И угостил разговорами о невозможности любить человечество в целом. Однако именно в глухую позднюю брежневскую эпоху такие беседы были нужны. Жизнь уходила в слова. И философизмы Тарковского воспринимались как откровение. Сегодня это выглядит письмами из другой жизни.
А.: Так вот тебе режиссер Содерберг и продюсер Камерон и предлагают новое прочтение! По их собственному определению, в этом фильме «Космическая одиссея: 2001» встречается с «Последним танго в Париже». Лично я не увидел ни первого, ни второго. По мне фильм просто скучен. Начинаешь ждать, когда из-за угла выскочит зубастый Чужой, а Крис схватит огнемет. А тебя это кино впечатлило?
М.: Во-первых, новый фильм явно не собирается спорить с Тарковским. Это все равно, что опровергать Гомера или Канта. С классиками не ссорятся. Просто идут дальше. Во-вторых, Содерберг, по-моему, решает совсем другие задачи. И ему подчеркнутая «культурность» стиля Тарковского не нужна. Здесь есть своя логика. Тарковского мучили судьбы человечества, Содерберг снял кино об отдельных людях. Это, если хочешь, показательный разбор опытным психиатром частного случая болезни.
А.: Но в фильме опытный психиатр Кельвин оказывается абсолютно беспомощным перед лицом инопланетного разума!
М.: Вовсе нет: он бессилен перед лицом собственной памяти. Океан Соляриса возвращает людям с космической станции фантомы их больной совести. Крис Кельвин получает шанс не исправить жизнь, а достичь мира в душе. Что, собственно, и получается и у Тарковского, и у Содерберга. Но Кельвин Тарковского возвращается в родные места, к отцу, в памятную с детства «культурность». А Кельвин Содерберга получает квартиру с зашторенными окнами и любимую женщину - мир на двоих.
А.: Именно это меня не устраивает. Банальный финал в стиле какого-нибудь «Когда Гарри встретил Салли». Короче, «если долго мучиться - что-нибудь получится». У Лема-то концовка какая? Герои спускаются на планету, и автор от имени Кельвина пишет о готовности продолжить противостояние с миром «ужасных чудес». Слова-то какие, некомфортные абсолютно! А тут Джордж Клуни (кстати, вылитый Банионис) спрашивает фантома-любимую: «Это жизнь или я уже умер?» И слышит в ответ: «Какая разница! Главное, что мы вместе».
М.: Как в «Дракуле» Форда Копполы: герои воссоединятся на небесах. Но мне хотелось бы защитить Содерберга. Да, религиозно-мистический дух здесь явно сильнее атмосферы «космических приключений». Однако это есть и в романе Лема, писателя из католической страны. Идея высшего разума, отслеживающего наши жизненные шаги, неизбежно отсылает к образу Всевышнего.
А.: В новом «Солярисе» эта идея оказывается самым важным элементом. У Тарковского мы видим душевную борьбу, жесткие споры интеллектуалов, разбитые в кровь руки клона-женщины, рвущейся к своему былому любимому… Да, декор там присутствует. Но при этом есть и реальное движение сложных чувств. Особенно важно, что эти чувства прорастают одновременно в человеке Кельвине и в создании Соляриса - «неразумном» клоне его любимой. Рост этот идет болезненно, трудно, алогично. Как в жизни, собственно, и бывает. А у Содерберга всё скучно и абсолютно просчитано. За героев не больно. Они упали с Луны в знакомую квартирку. А жаль.
М.: Тебе мешает судить объективно присутствие Тарковского. Он сам «играл на разрыв аорты» и всерьез заводил зрителя. Я абсолютно не думаю, что умный прагматик Содерберг страстно желал поделиться с публикой плодами своих ночных раздумий. Он аккуратно препарировал роман Лема, извлек из него красивую сюжетную схему, срифмовал ее с привычной для американского зрителя идеей покаяния и прощения, очень эффектно снял любовную пару на разных стадиях отношений, добавил пару штрихов от себя (вместо аскетичного Солоницына - пышная афроамериканка, вместо Снаута - его двойник-клон)… В общем-то, всё как обычно: именно так работает Голливуд с любым европейским материалом.
А.: Да и со своим тоже. Безумного Берроуза экранизирует, заполняя экран резиновыми монстрами («Голый завтрак»), шизофантастику Филиппа Дика превращает в аккуратное зрелище («Особое мнение»)…
М.: Вот именно. Это не Дом творчества, а индустрия. Такие ребята не режут вены. Они профессионально работают и на этом неплохо зарабатывают.
А.: Впору возопить, как Венечка Ерофеев: «Но ты не холоден и не горяч! О, если бы ты был холоден или горяч!»
М.: Тебе что, Тарковского жалко? Да возьми с полки кассету и повтори впечатление. Что касается Лема, то он как будто воспринял новое прочтение довольно спокойно. А что, отнеслись с уважением, особо не правили. Содерберг, опять-таки, автор не из последних.
А.: Дело не в этом. Как ни крути, фильм Тарковского был событием своего времени. Боюсь, что ленте Содерберга это не грозит.
М.: Здесь есть несколько аспектов. Во-первых, экранизация сложного текста (а роман Лема именно таков) редко способна сравниться с первоисточником. Любой кинорежиссер просто импровизирует на литературную тему. Во-вторых, сделай поправку на личность автора. Тарковский был нервным харизматиком, одержимым «проклятыми» вопросами, человеком Достоевского. Содерберг - ироничный индивидуалист, практикующий психоаналитик современной американской повседневности. В-третьих, лично меня сейчас способно порадовать и удивить что угодно, кроме поисков Бога в отдельно взятом разумном океане.
А.: Тогда вернемся к начальному вопросу: зачем это было нужно?
М.: Голливуд постоянно питается за счет Европы и «третьего мира»: вывозит режиссеров, переманивает актеров, покупает сценарные разработки… Вот недавно студия «Мирамакс» выпустила «Рай» - фильм немца Тиквера по сценарию поляка Кесьлевского, снятый в Италии. Однако любой перевод с иностранного - это пересказ «чужого» текста на «своем» языке. Вот и получите: вместо мировой славянской тоски - буря в сердцах американской пары. Штаты, наверное, оценят. И в следующий раз порадуют нас чем-нибудь из Стругацких. С Брэдом Питтом, Эдди Мерфи и Джулией Робертс.
Видео «БелГазеты»
Опрос онлайн
Александр Лукашенко заявил, что «все процессы в Минске протекают намного быстрее, чем где бы то ни было». Вы согласны?
да, быстрее, чем в Лас-Вегасе
да, быстрее, чем у кроликов
нет, в Шклове быстрее
нет, из Москвы виднее
мне и так по жизни быстро
Facebook